Когда-то давным-давно в информации о себе во Вконтакте появился пункт «Вдохновляют», а неироничное заполнение таких штук не считалось чем-то старомодным. В это давно ушедшее в прошлое, словно демотиваторы или Дмитрий Энтео, время, я написал в этом поле «Виктор Хара».
Наверное, я был еще школьником, знавший мир за пределами Северного Купчино только по книгам, песням, перепискам на английском с такими же юными любопытными мечтателями, которым свое место и время казалось слишком ограниченным для того, чтобы сконцентрировать свою жизнь только на нем. Однако и в том состоянии, и сейчас, когда что-то неминуемо изменилось и, возможно, сломалось, меня привлекала и продолжает привлекать фигура революционера, который жил, пел и умер за свои убеждения.
Я читал про Хару, но, конечно, больше слушал. Inti-Illimani и Quilapayun, рок-оперу «Стадион» Градского… Кажется, история человека, который пишет свою последнюю песню за несколько часов до смерти, человека, который отвечает на насилие неумолкающим голосом, привлекала множество людей, которым по тем или иным причинам близка эта модель поведения – так Хара привлек и меня.
Еще у меня есть любимая группа, Manic Street Preachers, чья лирика определила мои политические взгляды, и к которым я обращался в моменты тревоги и беспокойства. Они сопровождают меня больше десяти лет: благодаря текстам их песен я узнал про Пола Пота и Виллема де Кунига, феминизм и Фуко, Сильвию Плат и анорексию; их политические песни заставляли меня думать о положении дел в мире за пределами слоганов, а романтические и ностальгические композиции помогали определять свое место в мире.
В августе гитарист и вокалист Мэников Джеймс Дин Брэдфилд выпустил альбом, посвященный Виктору Харе. В этой бесконечно ускользающей современности, в которой мы слушаем музыку посредством алгоритмов, определяющих наш музыкальный вкус, сложно говорить о «концептуальных» альбомах. Такие релизы отличаются от того, что называется «стримингом» тем, что они бросают нам вызов – уделить музыке больше времени, чем мы привыкли, думать вместе с песней, выходить за ее пределы, узнавать про что-то новое и задавать себе неудобные вопросы.
В “Even in Exile” есть очень много вопросов, связанных с памятью. Альбом про человека, убитого почти 50 лет назад, неизбежно поднимает эти проблемы. Кто остался за пределами общепринятого дискурса про Хару? Кто повлиял на его жизнь и его песни? Приятное отличие этого альбома в том, что он поднимает вопросы за пределами биографического интереса.
Конечно, дело не только в Харе, но и в исторических параллелях. Неудивительно, что в альбоме есть песня, в которой вопрос памяти становится центральным – «Requerda». Брэдфилд поет: «Cofiwch, when they drowned a community», и с помощью этих строк мы узнаем про валлийскую деревню в долине реки Триверин (Tryweryn), которую затопили в 1960х для нужд водоснабжения Ливерпуля. Единственная память о ней сейчас – камень на дороге в каком-то полузаброшенном поселке. И хотя этот камень стал важной частью подъема валлийского самосознания, угнетение сильного слабым остается забытым слишком часто. «Recuerda Thatcher, Nixon, Pinochet», поет Брэдфилд, и этот список можно продолжать почти бесконечно: помните жертв и не забывайте виновных.
Параллели между разными временами и пространствами, проведенные Брэдфилдом в “Recuerda”, приобретают политический смысл тогда, когда понимаешь, что географически-темпоральные термины («Сантьяго 1973», «Болотная 2012», «Тяньаньмэнь 1989», «Фергюсон 2014», возможно – «Минск 2020») означают нечто общее в человеческом опыте, то, что стоит за языковыми, историческими, религиозными различиями: угнетение человека человеком.
Общей является и вера в то, что однажды память о зле, которое не удалось сокрушить, позволит сломить насилие тех, у кого есть власть, над теми, кто у кого этой власти нет. «Memories of battles lost / Have never gone away,» поет Брэдфилд в «Santiago Sunrise», намекая на чилийские протесты 2019 года.
Так альбом, задуманный как дань прошлому, разговор о том, как искусство влияет на другое искусство, становится политическим жестом, который дает надежду в то время, когда «убер-капитализм» и экономика больших данных колонизируют наши жизненные миры.